Храм Воскресения Словущего в Даниловской слободе (Патриаршее подворье) г. Москвы

Древности Данилова монастыря (церкви во имя Воскресения Словущего и Даниила Столпника), Л. А. Беляев

стр. 84

Длительная история Данилова (а он традиционно считается древнейшим в Москве) слабо отражена средневековыми источниками. Остающиеся пробелы могут быть заполнены только комплексным историко-архивным и архитектурно-археологическим анализом. Благодаря натурным исследованиям в ходе реставрации 1983—1988 гг. был собран значительный материал, подкрепленный архивными изысканиями. В результате возник ряд новых фактов, изменилось отношение к ранее известному.

Часть работы, посвященная храму Отцов Семи Вселенских соборов, и некоторые другие разделы уже опубликованы1. Здесь предлагается к рассмотрению комплекс, связанный с центральным участком подмонастырского поселения — Даниловой слободой и его храмом.

Считается, что монастырь возник на рубеже ХIII—ХIV вв., когда в нем была утверждена первая архимандрития Московского княжества2. После перевода ее в Кремль, к Спасу на Бору, Данилов запустел и был возобновлен только около 1560 г.3

Монастырь и Даниловское поселение располагались друг подле друга на правом (южном) берегу Москвы-реки, на ее излучине, где от Симонова течение делает резкий поворот и некоторое время стремится практически на запад. Монастырь с поселком разделяло устье небольшой речки, принявшей название Даниловки (впоследствии запруженной и ныне исчезнувшей)4.

Монастырь стоял на левом мысу речки, селение начиналось на правом и тянулось к югу и западу.

Планы и описания Москвы, начиная с XVII в., показывают в окрестностях огороды, пашни, городской выгон, между ними — группы дворов, в XIX в. постепенно сменяемые фабриками и городской застройкой. Документы в XVII в. называют, кроме соборной церкви в монастыре, также церковь св. Данила Столпника «в слободе». Однако такого храма источники ХVIII—ХIХ вв. не знали.

Историки предполагали, что престол перенесли внутрь монастыря5. Рассказ Степенной книги о сохранявшейся по запустении обители деревянной церкви именно во имя Даниила Столпника позволял связывать местоположение ранней монастырской территории и слободы. Из этого следовало, что монастырь XVI в. был отстроен на новом месте — старое же заняла разросшаяся вокруг заброшенной обители деревня.

Поскольку стоящая и сейчас к югу от монастыря церковь Воскресения Словущего располагается как раз на месте предполагаемого центра слободы


стр. 85

XVII в., она привлекала внимание в ходе реставрации и археологических раскопок. При выемке грунта изнутри храма обнаружилось, что внутри его северного нефа сохранились остатки предшествовавшей каменной постройки, уходившей в плане дальше к северу.

Удалось подробно изучить южный компартимент подклета обнаруженной постройки (далее — «храм II») и зафиксировать остатки центральной апсиды и основания престола севернее стены храма I6.

Архитектурная стратиграфия исключала синхронность в существовании храмов I и П. Фундамент северной стены храма I был поставлен на остатки разобранной стены подклета храма II. Пространство подклета заполняли большие блоки его верхних частей. Ориентировка осей храмов не совпадала7. Следовательно, храм II предшествовал храму I. Его дату можно определить, опираясь на реконструкцию плана, технические особенности и письменные источники.

План «храма II». Южный неф подклета — это длинное коридорообразное помещение (14 м изнутри) с расширением по южной стороне в ее средней части (до 3,95 м). Длина этого уступа около 5,50 м, в его западной части встроено основание печи. Восточный и западный края нефа очень узкие (2,50 м). Длина


стр. 87

восточного отрезка 3,90 м, он не имеет закругления для апсиды. Западный дополнительно сужен к торцу двумя скошенными углами кладки, в результате чего остается узкий проход (около 70 см), выводящий на лестницу к поверхности. С юга скос образован крупным валуном — «краеугольным камнем» — лежащим в основании фундамента, с севера он фланкирован прямоугольным выступом кладки с небольшой фаской.

Северная стена нефа в сохранившейся части читается как прямая без выступов и ниш. Проемы можно предполагать в восточной трети или выше уровня сохранности кладки.

За пределами западной стены лестница из подклета расширяется до 1,70 м. Она имеет 6 ступеней смешанной кирпично-каменной кладки со следами ремонтов и выводит на площадку-крыльцо (та же техника кладки).


стр. 90

Перепад между площадкой и полами подклета около 1,25—1,30 м, что определяет саму заглубленность подклета от дневной поверхности. Приямок лестницы обрамлен кирпичными стенками, южная опирается на грунт (культурный слой), а северная неплотно прилегает к торцу западной стены храма.

Угол этой западной стены выступает наружу от края подклета на 2,00—2,30 м, а еще дальше на запад, отдельно, стоит массив фундаментной кладки шириной не менее 3,00 м при поперечнике запад-восток 2,50 м (по цоколю).

Промежуток от стены до фундаментного блока около 3 м, по ориентировке и технике блок однороден храму II и соотносится с ним.

Размеры (глубина 2 м до начала цоколя) и кладка с применением бело-каменных блоков и валунов на растворе с глиняным «замком» свидетельствуют о тяжести опиравшейся конструкции и наводят на мысль о колокольне. Рис. 14, 15.

От центральной апсиды храма II сохранилась часть внутреннего абриса фундамента в ее южной части; фрагментарно — продолжение к западу южногопростенка апсиды; часть основания престола.

Престол имеет сторону 1,50 м (запад-восток), основание белокаменное на растворе, единостолпное. Ширина апсиды реконструируется как близкая 4,80 м. Абрис уплощенный.

Общие размеры храма II в длину 21—22 м (снаружи, считая отдельную за-падную опору), южного нефа внутри — 17 м, по оси от апсиды до западной стены — 20 м. Ширина 28—30 м (полагая храм симметричным по оси запад-восток).


стр. 91

Можно утверждать, что храм II был довольно крупным сооружением, близким в плане прямоугольнику, вытянутому по оси север-юг, — возможно, с элементами крестообразности в наземных частях.

Об этом свидетельствуют расширение к югу в подклете, западный ризолит, суженность западной и восточной стен подклета (до 1,20 м) в сравнении с боковой южной стеной (до 3 м). Кроме того, в плане явно акцентированы углы, превращенные в столпообразные опоры, подчеркнута возможность их скоса снаружи.

Следует отметить характерную прямолинейность, вычерченность плана, не имеющего закруглений (за исключением апсиды).

Сумма этих черт — прямоугольность плана, центричность, крестообразность, скошенность углов, размеры — указывает на достаточно позднюю дату, близкую концу средневековья.

Планы такого типа характерны для Москвы конца XVII—XVIII вв.8 и более позднего времени. Можно указать хотя бы на существенное сходство с планом храма I9.


стр. 93

Конструкции и строительная техника. Технологические особенности храма II позволяют укрепить датировку, поскольку известны лучше, чем характер архитектуры памятника.

Стены подклета сложены из уплощенных и удлиненных белых камней (14—22 см на 53—66 см, чаще около 60 см, ширина торца 20—40 см). Перевязка «тычок-ложок», напоминающая кирпичную верстовую. Сухая и чистая теска лице-


стр. 94

вой поверхности. Раствор известковый, серый, без щебня. Внутренняя часть стен — валуны и камень с обколкой, уложенный «подбором» с расклинкой кирпичом. Ряды ниже пола (фундамент) дополнительно прослоены и обмазаны глиной.

Высота белокаменной кладки 1,10—1,20 м от пола, выше начинается пята кирпичного свода (сохранность — 1 ряд), вблизи печи каменная кладка на один ряд выше (оконная ниша!). Наружная сторона кладки нерегулярна, так как приложена прямо к грунту. Тонкая восточная стена выполнена как заглушка -это кирпичная кладка-порядовка, перевязанная с южной белокаменной.

Кирпич первоначальных кладок подклета — большемер 29×14,5×7,5—8 см (суммарно пять рядов — 45 см), несет клейма без рамки с рельефным знаком нечеткого «полумесяца» (буква «П», маркирующая «Полевые сараи», типична для построек конца XVII—первой трети XVIII в.10 Мелкий кирпич использован при


стр. 95

перекладках лестницы (26×12,5×8,5 см), имеет клеймо «ИМЗ» без рамки (конец 1750—начало 1760-х годов).

Пол подклета — белоглиняные и чернолощеные мореные квадратные плитки (25×25×4, 24×24×3,7 см) в «шахмат» по белой растворной подготовке сверху песчаного материка или натопа гумуса11. Возле печи пол белокаменный лещадный камни вторичного использования. Дата пола также не выходит из пределов ХVII—ХVIII вв.

Основание печи — два ряда кирпича на глине прямоугольником или квадратом со стороной 1,30 м, внутри него — засыпка желтым песком. Печь стоит вплотную к стене подклета, вокруг нее на полу в слое гари и мусора собрано много изразцов, по меньшей мере трех различных наборов. Вполне возможно, что они происходят от печи верхнего помещения, топившейся снизу. При переборках печей старые изразцы попадали в пазухи сводов, где скапливались, и затем попадали в слой разрушения12.

Наиболее архаичный набор — рельефные полихромные изразцы с овальным расписным медальоном (распространенное, но неверное название — «геральдические») — Онидатируются не ранее петровского времени, скорее — 1720—1730 гг. (Желтый рельеф с бирюзовым заполнением, белый фон, кобальтовая роспись «цветок»).

Вторая по времени серия — плоские расписные изразцы с узором «боскеты» (зеленовато-лазурные с коричневым по белой эмали) — датируется около середины — третьей четверти XVIII в.

Последняя группа — плоские расписные с кобальтовой росписью цветами в рамке, последняя четверть XVIII—начало XIX в.

Совмещение разных типов в одной печи мало вероятно, но возможно сохранение архаического убора в подклете при замене изразцов в верхнем помещении. Важно указать, что печь в подклете, назначавшаяся, вероятно, и для обогрева зала, делает невозможной трактовку южного нефа подклета как основания открытой галереи, в противном случае весьма соблазнительную.

О покрытии кровель свидетельствуют встреченные в развале сводов тонкие керамические плитки толщиной 2 см, нежно-розового обжига, с коричневатой и желто-зеленой стеклистой поливой. С изнанки они имеют бортики, а с боку — неполивной выступ для стыковки внахлест с соседней плиткой. Такая техника невозможна при настилке полов, следовательно, перед нами черепица. Технически она аналогична поливной черепице ХVII—первой половины XVIIIв., но конструктивно не допускает дату раньше конца XVII в.13

Итак, строительная техника не позволяет отнести строительство храма II ранее конца ХVII—начала XVIII в. В ней отчетливо отражены особенности этого переходного этапа, вплоть до широкого применения валуна и булыжника в фундаментах14. Вторично использованные детали не противоречат дате и могут происходить от разборки многочисленных позднесредневековых зданий как монастыря, так и его окрестностей15.

Прежде чем обратиться к стратиграфии, укажем для сравнения строительные особенности ныне существующего храма I. Его стены сложены кирпичом малого формата (20—21×10—10,5×6,5—7,0 см) с маркой «МК» в рамке. Перевязка тычковая, раствор известковый белый, яркий, швы расшиты. Цокольная часть около 1,80 м (24 ряда) ниже — белокаменный выпуск и бутовый фундамент, включающий вторично использованные материалы. Высокий цоколь


стр. 97

сохранил, как в ящике, не только подсыпку, но и весь массив культурного слоя.

Стратиграфия внутри храма I. Под полом (0,3 м белого раствора с остатками кафеля начала XX в.) лежит аморфная гумусная подсыпка (серо-коричневая супесь) с мелкими фрагментами керамики, стекла, фарфора и костей, толщиной от 30 до 90 см. Это — засыпка под пол при строительстве храма I. Земля для нее взята с окружающего участка и из рвов.

Ниже — лента строительного мусора (в основном щебень кирпича и камня). Блоки кладки, отдельные детали и целый кирпич концентрируются в южной части храма. Слой плохо слежался, сыпучий, с пустотами. Возле стены храма II он достигает 1,30 м, в 7 м к югу от нее выклинивается в полоску извести. Это уровень разрушения храма II и разборки его руин перед строительством храма I. Местами он разделяется линзами гумуса — следами земляных работ для нового храма.

Ниже слоя разрушения начинается темно-коричневый супесчаный гумус, более влажный, содержащий керамику, кости, отдельные индивидуальные находки. В этой вполне аморфной массе (толщина 1,20—1,60 м) вообще не прослеживаются уровни и не читаются границы ям, появляющиеся только при выходе к материку. Слой образован многократными могильными перекопами16.

Стратиграфически очевидно, что функционирование кладбища здесь прекращено только появлением храма I, внутри которого погребения не совершались (слои строительства не нарушены).

Непотревоженный материк встречен один раз — в юго-восточной части храма. Он лежит на 2,20—2,25 м ниже пола храма I. По нему фиксируется влажный супесчаный гумус иссиня-черного цвета с большим содержанием гравия


стр. 98

и гальки, аналогичный предматериковым слоям внутри монастыря. Сохранность слоя по толщине не превысила 40—45 см (площадь пятна около 2 кв.м).

Фрагменты керамики определяют слой как древнерусский, но не особенно ранний — ХVI—ХVII вв.17 Архаических находок не встречено.

Конечно, стратиграфия в подклете храма II иная. Подсыпка строительства храма I едва закрывает сплошной завал кладки, лишь над полом подклета сменяемый тонким золисто-песчаным уровнем. Пол по отметке лежит ниже уровня материка. В центре подклета — кирпичный склеп под полом, видимо, как исключение захоронения производились в подклете храма П. Дата по кирпичу (склеп не вскрывали) — вторая половина XVIII в. Поверхность времени храма II определяется только разрушением и площадкой лестницы в подклет, который, по-видимому, имел естественное освещение.

Вне храма I сохранность слоев хуже. Руинированный подклет был, вероятно, убран при строительстве, заводские помещения XX в. закладывались ниже уровня материка (основания апсиды также сохранились ниже этого уровня).

Находки в слоях. Сохранность слоя не позволяет всерьез говорить ни о стратиграфии, ни о планиметрии участка до момента появления каменного храма II — это сплошной перекоп. Однако его просеивание дало значительную коллекцию находок, позволяющих хотя бы в общих чертах судить об использовании территории до XVII в.

Эти находки четко делятся на три группы. К древнейшей относятся фрагменты грубой лепной керамики и индивидуальные находки, сопоставимые с ней хронологически. Керамика представлена исключительно горшками со слабо


стр. 99

профилированным венчиком и орнаментом защипами, вдавлениями штампа, отпечатком веревочки и т.п.

Аналогичный комплекс был обнаружен западнее церкви Воскресения (храма I) в 1990 г., а также внутри монастыря при работах 1983—1984 гг.

Индивидуальные находки — два шиферных пряслица, грушевидный кресто-прорезной бубенчик с гравированным орнаментом, половинка семилучевого кольца «деснинского типа» с процветшими лучами и украшенным щитком, фрагмент плоского браслета с ложновитыми лентами-закраинами, многопроволочная цепочка с крючками на концах, костяные бусы-пронизки и одна стеклянная -витого сине-белого рисунка18.

По-видимому, могильный перекоп переработал остатки древнего поселения весьма редкой группы памятников, выделяющихся из массы древнейших селищ Подмосковья.

Сосредоточенные в основном в бассейне Пахры и частью на Москве-реке, они имеют близкий тип керамики и набор вещей. Их дата не поднимается позднее конца X в. (селища Жуковское, Заозерье, Дьяково-пойма, Стрелково, и особенно — Покров-5 на Пахре)19.

Появление таких ранних поселений с несомненно славянским обликом демонстрирует, видимо, самые ранние дискретные попытки проникновения славян в район будущей Москвы из западных поселений20. Интересно, что именно в Данилове обнаруживается один из значительных (во всяком случае по площади) очагов такого проникновения.

Вторая по хронологии группа находок выделяется только благодаря керамике, поскольку связанные с древнерусским периодом вещи имеют сравнительно


стр. 100

широкие даты. Отчетливо выделяется сероглиняная, красноглиняная грубая керамика, а затем — в подавляющем количестве — красноглиняная развитая и краснолощеная. Ранняя (архаическая) белоглиняная и белоангобированная посуда представлена плохо, но это может объясняться сельским характером селища. Домонгольские типы горшков с развитым сильно отогнутым венчиком представлены единичными экземплярами, но они есть21.

Опираясь на хорошо известный для Москвы порядок появления и распространения отдельных технологий и типов, можно утверждать, что основная масса керамики (красноглиняной гладкой, черномореной и чернолощеной, бело-глиняной грубой и гладкой) отложилась в ходе бытового освоения участка в конце ХV—ХVII вв., причем процесс протекал активно22.

Более поздняя керамика ХVII—ХVIII вв. хотя и представлена, но не в подавляющем количестве. Это можно трактовать как знак постепенного затухания здесь поселения и формирования некрополя, о котором свидетельствует третья группа находок. Смена индивидуальных находок отвечает такому разделению23.

О возникновении и развитии кладбища свидетельствует, кроме очень большого количества разрозненных костей скелетов в перекопе, целая коллекция крестов-тельников, несомненно происходящих из разрушенных погребений. Среди них большинство (не менее двух третей) составляют типы ХVIII—начала XIX в., следовательно, они относились к погребениям, возникшим после постройки храма II, но ранее храма I. Им предшествует также довольно многочисленная группа крестиков сложных «барочных» форм, с остатками эмали, дополнительными атрибутами и орнаментами. Хронологически они близки дате храма II или — еще более ранние (вторая половина XVII—начало XVIII в.). Крестов, соотносимых с более ранним периодом, единицы24.

Вероятно, наиболее древний крест с Распятием и «щитовидной» Голгофой, имеющий прямую аналогию в древностях Старорязанского городища, XVI в.25 Там же есть аналогия «тельнику» с закраинами и рельефными изображениями креста26. Еще два относятся к ХVI—ХVII вв. и, несомненно, к XVII в. — три других27.

Возможно, с захоронением была связана единственная найденная монета (копейка царя Алексея Михайловича).

Из поздних находок на кладбище следует упомянуть единственный обнаруженный in situ в разрушенном погребении предмет — двойную пряжку пояса с характерным «византизирующим» орнаментом во вкусе «колониальных» изделий промыслов, технологически датируемую не ранее второй половины XVIII в. (ажурная просечка с гравировкой на металлической подкладке «пакетом»)28.

К позднесредневековому некрополю относятся три белокаменных надгробия XVI в., использованные при сооружении храма II. Одно имеет дату и надпись: («Лета ЗРЗ го (7107) ноября 21 дня на Введениевъ день преставися раб божий Михайло Прокофьев сынъ…»

Два других несут треугольчатый орнамент позднего типа. Еще одно надгробие начала XVII в. «детского» размера (72 см длина) с плетеным орнаментом (как и надписное) использовано как подступенок из подклета к лестнице. Ряд фрагментов с канеллированным орнаментом конца ХVI—ХVII вв. виден в буте храма II — вероятно, на некрополе их было довольно много.

Необходимо подчеркнуть, что, несмотря на целенаправленный поиск, в


стр. 101

просеиваемом слое не было обнаружено никаких признаков более древнего, чем ХVI—ХVII вв., некрополя. Здесь нет фрагментов надгробий ранних типов, нет характерных раннемосковским кладбищам ритуальных «елейниц» — чашечек или микрокубышек (при этом поздние елейницы XVII—XVIII вв. — фарфоровые и стеклянные — встречаются), нет ранних крестов или образков, монет и т.п.

Археологически, таким образом, устанавливается смена поселения некрополем не ранее XVI в., ближе к его второй половине-середине.

Архитектурно-археологические выводы. История центрального участка южного мыса речки Даниловки представляется следующим образом. Не позже конца X в. на правом берегу образовалось поселение сельского типа, являвшееся частью большого поселка, занимавшего оба берега у устья речки при впадении ее в Москву-реку. Оно занимало довольно значительное пространство на запад от реки.

В ХI—ХIII вв. селение продолжало существовать (подробнее этот период характеризовать невозможно), в конце ХIII—начале XVI в. оно увеличивается и благополучно развивается. Откладывается насыщенный культурный слой бытового характера.

В это же время на левом берегу ручья возникает и развивается (ХIV—начало XVI в.) некрополь раннемосковского облика, на месте которого в середине XVI в. возобновят монастырь.

Примерно с этого же времени на правом берегу можно достоверно фиксировать появление некрополя, сохраняющегося в ХVII—ХVIII вв. На его участке нет синхронного каменного храма — он появится только в конце ХVII—начале XVIII в. (храм II) и затем сменится в XIX в. ныне существующим (храм I).

Поскольку храм I имеет посвящение празднику Воскресения Словущего. можно полагать, что таким же было посвящение престола храма II. Археоло-гические материалы не могут этого ни подтвердить, ни опровергнуть. Обратимся к письменным — они позволяют выяснить не только вопрос посвящения, но уточнить дату храмов и раскроют связь их с историей Данилова монастыря.

Анализ письменных источников. Из клировых ведомостей начала XX в. известно, что храм I построен в 1834 г. на средства купца Ивана Назаровича Рыбникова. Никаких данных о предшестующих сооружениях ведомости не содержат29. Находясь за чертой города и как бы сливаясь с монастырем, храм не всегда попадал в городские путеводители и на планы. Его нет на подробном плане Ивана Мичурина 1739 г., на многих других. Состояние источников заставляло исследователей предполагать, что церковь XVIII в. была деревянной30.

Сведения о каменном храме, однако, довольно многочисленны31. Уже П. В. Хавский привел пометку на листе переписной книги 1722 г.: «Церковь Воскресения Христова что близ Данилова монастыря, каменная. Поп Василий Алексеев. В приходе 62 двора»32. В XVIII в. ее упоминает «Дело 1774 г. о погребении без соответствующего дозволения»33, путеводитель В. Г. Рубана34, «Известие о Церквях… 1785 г.»35 В «Росписи Московских церквей» 1778 г. упомянуты при-Делы: «Церковь Воскресения Христова что за Даниловым монастырем. Приделы три: (1) Николая Чудотворца, (2) Пророка Илии, (3) Апостол Петра и Павла»36.

Ряд изданий называл и дату постройки, но имелись разноречия. А. Л. Максимович указал 1706 г.37, А. Щекатов — 1699 г., по-видимому, исходя из текста благословенной грамоты патриарха Адриана, упомянутой в «Реестре церквей…»


стр. 104

1723 г.38 Вопрос оставался открытым, хотя уже переписная книга 1704 г. указывала на период возведения храма: «Монастырь во имя великого князя Даниила, на Москве реке… Да у монастыря же слободка Даниловская, на реке на Москве, а в слободке церковь Воскресения Христова деревянная, ветхая, другая каменная строится вновь; у церкви во дворе поп Варфоломей Кириллов, у него сын Петр во дьячках, во дворе пономарь Евсей Сергеев»39.

Окончательно время построения было установлено с обнаружением просьбы 1754 г. в Духовную Консисторию рассмотреть вопрос о выдаче новых антиминсов «по доношении церкви Воскресения Христова что за Даниловым монастырем попа Алексея Степанова, которым объявляет, что во означенной церкви (коя освящена в 706-м году) на антиминсе имяни настоящего храма не подписано да в дву при той церкви приделах антиминсы весма обетшали»40. Вероятно, антиминс основного престола принадлежал «деревянной ветхой» церкви, которая упомянута в записи 1704 г.

Нет причин сомневаться в том, что обнаруженные раскопками остатки храма II принадлежат церкви, благословение на постройку которой получено в 1699 г. «прихожанином Федором Васильевым», строительство которой в 1704 г. взамен деревянной упомянуто переписной книгой, и которая освящена в 1706 г.

Более старая деревянная церковь также названа Воскресенской — по-видимому, именно к ней относится кладбище ХVI—ХVII вв. Но в документах XVII в. церкви с таким посвящением в монастыре или слободе нет!

Слободским храмом называется всегда церковь Даниила Столпника, по крайней мере с 1625 г., когда в окладной книге записан взнос за нее денег попом Григорием41. Деньги поступают и в последующие годы. Существование церкви подтверждает переписная книга 1627/28 гг.: «слобода что исстари слыло село Даниловское, а в ней церковь деревянна клетцки Даниила Столпника строение монастырское и приходских людей»42. Тут же описан двор попа Григория Онтонова, что снимает сомнения в идентичности упомянутых храмов.

Переписная книга 1646 г. повторяет формулу, а имя священника в ней снова совпадает с именем вносящего оклад 1646 г. — «поп Федор» (оклад увеличился в 1632 г. с 13 алтын 4 денег до 16 алтын 2 денег)43.

В переписной книге 1678 г. такой церкви нет. Это заставляло предполагать, что храм был ветхим, и допускать, на основе упоминания в Степенной книге, его чрезвычайную древность (XIII в.)

Однако следует обратить внимание на отличие текста книги 1678 г., где вообще не упомянута никакая церковь слободы, не описан монастырь, не назван его собор, дворы служителей и т.п., хотя, конечно, все это существовало. Штат церкви, несомненно, сохранялся, на что указывает исправная выплата денег оклада после 1678 г. С 1675 по 1684 г. их платит поп Михаил, с 1687 г. — поп Варфоломей Кириллов44. Легко заметить, что это тот самый священнослужитель, который назван живущим во дворе у церкви Воскресения в 1704 г. Он платил оклад до 1702 г., затем — в 1707 г., последний раз — в 1709 г.45 За пропущенные годы деньги внесены пономарем Евсеем (1703—1704, 1708, 1710). Вероятно, это Евсей Сергеев, что упомянут вместе с попом Варфоломеем в 1704 г. По смерти последнего он мог быть поставлен попом (за 1711 г. оклад вносит поп Евсей)46. Далее окладные суммы платят три служителя — поп Василий Алексеев (1713—1726), пономарь Матвей Григорьев (1732—1733) и поп Борис Александров (1734)47. На этом список окладной книги обрывается, но он итак привел нас в


стр. 105

начало второй трети XVIII в., когда никакой церкви Даниила Столпника в слободе давно нет, но зато известна Воскресенская. (Ее поп — тот же Василий Алексеев — назван в переписной книге 1722 г., как говорилось выше).

Нет сомнения в том, что перед нами — один и тот же церковный штат, служащий в конце XVII в. в церкви Данила Столпника, а после сооружения каменной Воскресенской церкви — в ней. Какое-то время, по-видимому, церкви сосуществовали (например, об этом прямо говорится в переписи 1704 г.) и стояли рядом на церковном участке, но престол всегда был только один (не считая новых придельных).

Наиболее раннее упоминание Воскресенского — 1699 г. Однако в это время церковь Даниила Столпника знают еще несколько документов, кроме окладной книги. В списке получающих деньги за поминовение в 1690 г. по патриархе Иоакиме раздельно названы Даниловского монастыря иеродиакон Гервасий и «ц. Данила Столпника под Даниловским монастырем поп Варфоломей», вероятно, опять Кириллов48.

Ружные книги 1681, 1699 гг. знают такой престол как бы в монастыре: «Да церкви Данила Святого что в Даниловском же монастыре» и «Того же монастыря церкви преподобного Данилы Столпника»49.

«Роспись жалованья» 1677 г. использует ту же формулу: «Со 133, церкви Данила Святого что в Даниловском монастыре, великого государева жалованья годовых и молебных и понахидных денег…»50

Неправильно, однако, на этом основании «забирать» престол на 1670—1680-е годы в монастырь, а с 1690-го снова «переносить» его в слободу. Отсутствие его в монастыре в 1701 г. хорошо фиксируется сохранившейся описью51.

Важно подчеркнуть, что церковь получает выплаты руги наряду с другими царскими богомольями, причем то отдельно от монастыря, то вместе с ним. Более того, в ружной книге 1681 г. есть помета: «не давать, а давать из монастыря»52, но в 1699 г. деньги снова выписаны отдельно. В XVIII в. эта связь прерывается, но когда после секуляризации монастырей наступает запустение, в монастырь «приписывается» дьякон Воскресенской церкви для праздничного сослужения53.

Таким образом, можно указать не только на связь храма с монастырем (что естественно для церкви подмонастырской слободы), но и на его особый, существенно повышенный статус. Вполне вероятно, что это объясняется представлениями о посвящении престола слободской церкви тезоименитому святому князя Даниила Александровича. В XVII в. текст Степенной книги и многочисленные Жития (рукописные и в печатных Прологах) были уже достаточно распространены54. Храм должен был восприниматься как относящийся к древнейшему, еще XIII в., монастырю.

До какой степени это соотносится с нашими историко-археологическими наблюдениями! Попытаемся хотя бы гипотетически решить этот вопрос, привлекая обе группы источников.

Даниловское поселение и церковь Даниила Столпника в ХIII—ХVII вв. По-видимому, деревянный храм переписных книг XVII в. не был построен в глубокой Древности. «Ветхим» его называют только в 1704 г.; кроме того, книга 1627/28 гг. хорошо знает, кто его построил: «строение монастырское и приходских людей»55. Для памятников неясного происхождения такая формула обычно не употребляется. Постройка церкви в начале XVII в. могла быть вызвана бурными событиями 1600—1610-х годов.


стр. 106

В Смутное время окрестности монастыря служили ареной постоянных военных столкновений. Обитель, поставленная на низком берегу реки56 и не имевшая каменных стен (а также валов или рвов), не могла служить серьезным военным объектом. Но выгодное расположение на южной дороге, ключевое по отношению к местам переправ через Москву-реку57с выходом в широкое южное предполье от важнейшего стратегического района Котлов Коломенского, делало «Даниловское место» точкой военных усилий. Здесь лежала своего рода «ничья земля» между осаждавшими Москву и ее защитниками, речкой Даниловской старались овладеть те и другие.

Это заметно уже в действиях по обороне города от войск Казы Гирея в 1593 г., когда в районе монастыря располагается в укрепленном лагере основная часть русских войск. В 1606 г. отряды Болотникова и Пашкова укрепляются на Даниловке, что едва не приводит к потере Серпуховских ворот города. Перед решающим сражениемМ. В. Шуйский вынужден был занять Данилов монастырь. Интересно, что именно здесь происходят встречи и переговоры москвичей и представителей Тушинского лагеря58.

Естественно, что расположенные в «контактной зоне» селения подвергались особой опасности. В 1610 г. Данилов назван среди других пунктов, сожженных Лжедмитрием II в последних сражениях под Москвой. Интересно, что примерно в это же время появляется первое изображение города с юга, на котором схематически показан монастырь и речка, а также Коломенское59.

Более чем вероятно, что поселение под монастырем, ничем не защищенное также было разорено и разрушено.

Книга 1627/28 гг. содержит на это косвенное указание — раньше Даниловское было селом, теперь же стало слободой. Освобождение подмонастырского села от повинностей, наряду с многими другими селами в период после Смуты, вызывалось стремлением правительства поддержать разоренную обитель. Как следует из той же переписи, к этому времени не была полностью восстановлена даже монастырская ограда60. Весьма вероятно, что восстановление деревянной церкви для прихода на средства монастыря и сельчан было одним из первых действий в конце 1610-начале 1620-х годов. Возобновление службы в самом монастыре мы можем предположительно датировать с 1619 г.61

Называя Даниловское в прошлом селом, перепись указывает на существование здесь в XVI в. церкви, что подтверждается археологически остатками некрополя. Однако эти материалы на позволяют опустить дату его существования ниже половины столетия.

Представляется, что принципиальное значение для решения вопроса имеет фиксируемое археологически изменение в использовании центрального участка села, примерно совпадающее с возобновлением монастыря в 1560-х годах. Степенная книга отчетливо указывает на сохранение в селе церкви Даниила Столпника (возможно, ктиторского храма князя Даниила) где-то около конца ХV—начала XVI в. Для начала XV в. «святой Даниил за рекой» известен благодаря рассказу о переносе архимандритии в 1330 г. Однако ни один из этих источников не уточняет места церкви.

Кажется логичным предположить, что храм монастыря стоял там же, где находился некрополь XIVXV вв., т.е. на левом берегу.

Запустение монастыря позволяло в ХIV—начале XVI в. использовать его территорию как приходское кладбище, а храм — как приходскую церковь.


стр. 107

Комплекс оказывался отделенным ручьем от центра села, но в непосредственной близости к нему. В дополнительной церкви село XV—начала XVI в не нуждалось.

С возобновлением монастыря в 1560-х годах ситуация изменилась. В его храмах невозможно было выполнять всех необходимых прихожанам треб (например венчаний). Нужно было один из престолов вынести за стену и поместить непосредственно в селе (слободе!). Отсюда — возможность появления слободской церкви на правом берегу во второй половине XVI в. Перенос престола (считавшегося прихожанами «своим») весьма вероятен, например во время строительных работ по сооружению монастырского каменного собора, освященного в 1561 г. Дальнейшее сохранение престола в слободской церкви понятно в связи с развитием погребального комплекса внутри монастыря (Покровская церковь с приделом Пророка Даниила) в XVI—XVII вв. Перенос его в начале XVIII в. вновь в монастырь — столь же естествен, учитывая известное противоречие между представлениями о месте могилы князя на братском кладбище монастыря и непонятной удаленности от него ктиторского храма62.

Сама церковь в слободе была деревянной — как в XVII, так и в XVI в., -впрочем, предшествовавший ей храм на левом берегу Даниловки, в монастыре, в XIII—XV вв. также был деревянным. Она простояла до начала XVIII в. и, возможно, в последние годы существования была переосвящена в память Воскресения Словущего в связи с возвращением престола Даниила в монастырь63.

После этого храм слободы уже не воспринимался как мемориальный — все чаще отмечался как отдельная приходская церковь. Отстроенная в камне к 1706 г., она была разобрана и забыта, на ее месте в XIX в. построили новый храм, раскопки в котором и привели нас к самому моменту возникновения монастыря.

Завершая работу, подчеркнем, что все больше фактов подтверждают реальность существования на мысу речки Даниловки и Москвы-реки обители конца ХIII—начала XIV в. Косвенным свидетельством интереса московских князей древнейшего периода к нижнему, южному, участку реки может служить само расположение их владений и, соответственно, первых монастырей. В. А. Кучкиным обращено внимание на великокняжеские земли выше Данилова на обоих берегах реки, включая сюда Симоново и весь район Крутиц. Сложение здесь Симонова монастыря и позднее Новоспасского, вместе с лежащими ниже по реке селами Коломенским, Дьяковом и Нагатинским, могут указывать определенную традицию устраивать пригородное богомолие в пределах домена потомков Даниила Александровича, начало которой было положено основанием Данилова монастыря64.


стр. 270

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

ААЭ — Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией имп. Академии наук
АИ — Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией
АН — Архитектурное наследство
АСЭИ — Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца ХIV—начала XVIв.
АЮБ — Акты, относящиеся до юридического быта древней России. Изд. Археографической комиссии под ред. Н. В. Калачева
ВВ — Византийский временник
ВИ — Вопросы истории
Временник ОИДР — Временник Московского общества истории и древностей российских
ГИМ — Государственный Исторический музей
ГИМ ОПИ — Государственный Исторический музей. Отдел письменных источников
ГММК МИИ — Государственные музеи Московского Кремля
ГТГ — Государственная Третьяковская галерея
ГУГК — Главное управление геодезии и картографии
ДАИ — Дополнения к Актам историческим, собранные и изданные Археографической комиссией
ДДГ — Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей ХIV—ХVI вв. М.; Л., 1952
ДРВ — Древняя Российская Вивлиофика
ЖМНП — Журнал Министерства народного просвещения
ИА РАН — Институт археологии РАН
ИГАИМК — Известия Государственной Академии истории материальной культуры
КСИА — Краткие сообщения Института археологии РАН
ЛОИА — Ленинградское отделение института археологии (ныне — Институт истории материальной культуры РАН)
ЛОИИ — Ленинградское отделение института истории (ныне — Санкт-Петербургский филиал Института российской истории РАН)
МАРХИ — Московский архитектурный институт
МИА — Материалы и исследования по археологии СССР
МИАС — Материалы для истории, археологии и статистики г. Москвы. Т. 1—11; 1884, 1891
ОЛДП — Общество любителей древней письменности
ОР ГИМ — Отдел рукописей Государственного Исторического музея
ОР ГПБ — Отдел рукописей Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина
ОР РГБ — Отдел рукописей Российской государственной библиотеки
ОРЯС — Отделение русского языка и словесности имп. Академии наук
ПДПИ — Памятники древней письменности и искусства
ПЛДП — Памятники литературы Древней Руси
ПСЗ — Полное собрание законов Российской империи. 1-я серия
ПСРЛ — Полное собрание русских летописей
РАН — Российская Академия наук
РАНИОН — Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук
РГАДА — Российский государственный архив древних актов
РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства
РГБ — Российская государственная библиотека
РГВИА — Российский государственный военно-исторический архив
РЗ — Русское законодательство Х-ХI вв.
РИБ — Русская историческая библиотека
РК — Разрядная книга
РОБАН — Рукописный отдел Библиотеки Академии наук
СА — Советская археология
СГГ и Д — Собрание государственных грамот и договоров
ТОДРЛ — Труды отдела древнерусской литературы
ЦГИА г. Москвы — Центральный государственный исторический архив г. Москвы
ЧОИДР — Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете

Сноски

1Беляев Л. А. Открытие храма XVI в. в Даниловом монастыре // Реставрация и архитектурная археология: Новые материалы и исследования. М., 1991. С. 56—76; Он жеДревние монастыри Москвы (кон. ХIII—нач. XV в.) по данным археологии. М., 1994. См. также: Московская керамика: Новые данные по хронологии. М., 1991. С. 29, 47—48, табл. 61, 118.

2Кучкин В. А. О дате основания московского Данилова монастыря // ВИ. 1990. № 7. С. 164—166; Щапов ЯН., Соколова Е. И. Архимандрития в древнерусском городе // Церковь, общество и государство в феодальной России. М., 1990. С. 44—45.

3Степенная книга называет поселение «погостом»: «древний же монастырь Даниловский и все наследие Даниловского монастыря и самый погост Даниловский и иные села Даниловские вручи архимандриту святого Спаса» (ПСРЛ. СПб., 1908. Т. 21. С. 380). После запустения упоминается сельцо: «токмо едина церковь оста, во имя св. Даниила Столпника и прозвася место оно сельцо Даниловское» (там же), переписи XVII в упоминают в прошлом село, ставшее уже подмонастырской слободой (см. ниже, примеч. 55). Планы, описания ХVIII—ХIХ вв. различают слободу вблизи монастыря и село, лежащее вдоль Серпуховской дороги. Сохранение поселка в XV в. фиксируется губной московской записью 1470-х годов: «А на Москве на посаде лучится душегубьство за рекою за Москвою, ино к тому и Даниловское» (РЗ. М., 1983. Т. 1. С. 187).

4Название «Даниловка» упоминает впервые Исаак Масса в «Кратком известии о Московии». М., 1937. С. 162.

5Амфилохий, архимандрит. Летописные и другие древние сказания о св. благоверном князе Данииле Александровиче. М., 1873. С. 7. Дионисий, архимандрит. Даниловский мужской монастырь третьего класса… в Москве. М., 1898. См. также справки Л. Перфильевой состав-ленные в 1983—1984 гг. по памятникам монастыря. Благодарю исследователя за возможность познакомиться с ними.

6Подробнее о работах см.: Беляев Л. А. Отчет об археологических исследованиях… в течение сезона 1987 г. Архив ИА РАН. Р-1, № 13827. Работы внутри храма Воскресения велись в связи с устройством его цокольного этажа, ранее отсутствовавшего. Поскольку слой полностью перекопан, его выносили под строгим археологическим надзором и просеивали по участкам. Для фиксации оставлялись разрезы. Остатки храма II тщательно расчищались и фиксировались. Затем они были законсервированы и доступны сейчас для осмотра.

7Азимут храма I — 100°7' восток-юго-восток, храма II — 80°30' восток-северо-восток. Ориентировка храма II близка истинно восточной и может указывать на закладку весной, в обычный для Руси период начала работ. Азимут, близкий 100°, встречается очень редко (соответствует осенне-зимнему восходу). Нельзя исключить связи с датой праздника Обновления храма Воскресения в Иерусалиме (Воскресение Словущее) — 13 сентября. Сравнить с ориентировкой храмов ХVI—ХVII вв. внутри монастыря: Беляев Л. А. Открытие храма XVI в. С. 57, 67, примеч. 7, там же библиография.

8Планы Троицкой церкви в Троицком Шереметьеве (1690-е годы), Духовской в Старо-Никольском (1709) Благовещенской церкви в Бражникове (1714—1717), особенно — Вознесенской церкви в Сенницах (1709). Несколько более поздние — Троицкая церковь в Ельдигино (1735), Покровская церковь в Перхушково (1756) и др. См.: Памятники архитектуры Московской области. М., 1975. Т. 1—2.

9Это касается и размера храма I—длина 35 м (с апсидой и колокольней), ширина 28 м. Храм I в основном наследует и систему посвящений приделов. Видимо, его характерные черты — прямоугольность, слабо выраженные боковые ризолиты, колокольня, по оси пристроенная к западной стене, имелись и у предшествующей постройки.

10Киселев И. А. Датировка кирпичных кладок ХVI—ХIХ вв. по визуальным характеристикам. М., 1990. С. 10, 19; Филиппов А. В. Клейма древнерусских кирпичей в Москве и их расшифровка // Сообщения лаборатории керамической установки Академии архитектуры СССР. Вып. 1. М., 1940. С. 3. Рис. 1.

11Киселев И. А. Указ. соч. С. 21, табл. 4, № 67—68.

12Такие наслоения были изучены при реставрации келий в Высоко-Петровском монастыреВ. И. Матвеевой (1959—1961) иГ. Ф. Никитиной (1964) под руководством Б. П. Дедушенко (Архив ИА РАН. Р-1. № 12000, 1999, 2188, 2730, 3670, 3670а).

13Недавно открытая аналогия — черепица дворца в Новоалексеевском (Лосиный Остров) конца ХVII—начала XVIII в. Раскопки А. Г. Векслераи, О. А. Даниловой. Благодарю авторов за возможность познакомиться с неопубикованными результатами.

14Аналогичны фундаменты трапезной Казанского собора на Красной площади (рубеж ХVII—ХVIII вв.), исследованные автором в 1989—1992 гг. (отчеты в архиве ИА РАН). Из крупных валунов сложен фундамент здания рубежа ХVII—ХVIII вв., открытого в 1992 г. работамиА. Г. Векслерав районе Тверской улицы. Благодарю исследователя за собщение.

15Кроме цокольных камней с валиками и выкружками в развалах храма II собраны многочисленные фрагменты мелких и сухо тесаных профилей — от карнизов и проемов храма.

16На дне, в материке, сохранились отдельные фрагменты не полностью переработанных погребений. В них найдены фарфоровые чашечки и стеклянные пузырьки, а также большая пряжка пояса — все ХVIII—ХIХ вв. Останки перезахоранивались в часовне на территории монастыря.

17Собраны фрагменты: красной гладкой — 1, серой — 1, архаической белоглиняной — 1, грубой — 2, шероховатой — 1. Всего-14 фрагментов.

18Древнейшие поселения Данилова, здесь подробно не анализирующиеся, должны быть предметом отдельной работы.

19Станюкович А. К. Ранние этапы славянского заселения Подмосковья // Человек и окружающая среда в древности и средневековье. М., 1985. С. 96—101, библиография; Векслер А. Г.; Станюкович А. К. Раннесредневековое поселение у Боровского перевоза в Подмосковье // КСИА. 1986. 183. С. 76—80; Кренке Н. А. Дьяково-пойма, селище конца I тыс. н.э. // Коломенское. Вып. 3. М., 1992. С. 7—1.5 Юшко А. А.Московская земля в IХ-ХIV вв. М., 1991.

20По оценкеА. А. Узянова, материал Даниловского поселения ближе всего к поселению Горналь на р. Псел, дата гибели которого определяется около 975 г. Благодарю ученого за экспертизу.

21Результаты подсчета по венчикам (на тысячу фрагментов): древнейшая лепная или раннекруговая керамика — до 13%, курганная и серая, в том числе домонгольская — 24%, красно-глиняная ранняя подсчитывалась вместе с развитой и гладкой.

22Красноглиняная ХIV—ХVI вв. — суммарно около 25%, т.е. освоение участка в этот период особенно активно. Краснолощеной 2—3%, ангобированной — единицы (десятые доли процента). Белоглиняная архаическая (до конца XV в), ранняя грубая (конец ХV—ХVI вв.), ранняя гладкая (XVII в.) — всего 10% суммарно, т. е. довольно мало (особенно для ХVI—ХVII вв.) Немного и мореной, серо — и чернолощеной — около 12%. Поздняя — розовоглиняная, белая и красная «техническая» и т. п. — 10%. Остальное неопределимо. Встречены также белоглиняное грузило и игрушка.

23Довольно много черешковых ножей с прямой спинкой и широким обушком, с кортким лезвием 7—9 см, — всего 6 экз. Возможно, это подкрепляет гипотезу существования поселения именно в XIII—XIVвв.

24Общее количество — более 40 экз., многие в плохом состоянии. 13 экз. — с прямыми расширенными концами и удлиненным нижним, с рельефным крестом и атрибутами, поздний ХVIII—начало XIX в. Столько же — с процветшими трехлопастными концами креста того же времени. К середине XVIIIв. можно отнести три крестика с многолепестковыми концами Сложные формы конца XVII—середины XVIII в. представлены 9 экз. с вычурным орнаментом, «венцами», «лучами», остатками эмали (шифр ДМ 87/32—36, 57, 62—66). Некоторые из крестиков с прямыми концами явно имеют следы происхождения от «барочных» типов с атрибутами. Кроме того, их оборотная сторона несет изображение архангела Михаила с мечом и весами (ДМ 87, № 62—65 по коллекционной описи).

25Шифр ДМ 87/26. Ср.: Даркевич В. П., Пуцко В. Г. Произведения средневековой металлопластики из находок в Старой Рязани // СА. 1981. № 3. С. 229, рис. 3,2.

26Шифр ДМ 87/27. См.: Там же. С. 230, рис. 6, 2.

27Шифр ДМ 87/28—32 ХVI—ХVIIвв. Более точная датировка представляется пока невозможной в силу малой изученности рядового материала ХVII—ХIХ вв. Наши определения любезно согласилась проверить сотрудник РИМ Элла Павловна Винокурова. Пользуюсь случаем поблагодарить.

28Шифр ДМ 87/67, 68.

29ЦГИА г. Москвы. Ф. 2121. Оп. 1. Д. 57—1904 г., д. 65—1906 г., д. 69—1910 г., д. 71—1911 г., д. 74—1912 г., д. 76—1913 г. По даннымЛ. А. Перфильевой, начало строительства приходится на 1832 г., ею рассмотрен вопрос и об архитекторе здания.

30Церкви нет также на чертеже 1767 г. (РГВИА, ф. ВУА, д. 22169), плане 1763 г. («города Москвы и ситуации вокруг оного на 30 верст вокруг» — РГВИА, ф. ВУА, № 21168, 1763 г.), на «ландкартах» Московского уезда «с показанием Московского земляного города и имеющихся в оном уезде монастырей, пустынь, погостов, сел, деревень и проч.» (РГАДА, Московская губ., ф. 192, оп. 1, ед.хр. 2, ч. 1—2), на плане 1763—1765 гг. (там же, ф. 192, оп. 1, ед.хр 6, ч. 2) и др. Обычно показывают пруды на месте речки, иногда — умножившиеся к XVIII в. кладбища. В экспликациях храм упоминается чаще, в XIX в. — почти всегда. «Ведомость к плану окружности г. Москвы на 4 версты от Камер Коллежского вала…» указывает владения слободы, огороды и выгоны, церковь Воскресения, «бывшее кладбище» (ЦГИА г. Москвы, ф. 210, оп. 49, д. 125). БлагодарюН. А. Кренкеза помощь в работе с картографией.

31Перфильева Л. А. Церковь Воскресения Словущего за Даниловским монастырем: Историческая справка М., 1984. С. 4 (в архиве автора). Действительно, «Экспликация к плану столичного города Москвы», напечатанному в 1818 г., опять пропускает Воскресение, показывая в Серпуховской части только 6 храмов. См.: Хавский П. В. Древность Москвы, или Указатель источников… М., 1868. В книге собраны упоминания храма в XIX в.

32Хавский П. В. Древность Москвы… С. 142, § 348 (Переписная книга 1722 г., л. 140 об.).

33Скворцов Н. А. Архив Московской Синодальной Конторы: Материалы по Москве и Московской епархии за XVII век. Вып. 1 // ЧОИДР. 1911. Кн. 4, отд. 1. С. 58—60.

34Рубан В. Г. Описание императорского столичного города Москвы… СПб., 1782. С. 112.

35Известие о всех церквях и монастырях города Москвы… // ДРВ. М., 1788. Ч. XI. С. 274.

36Роспись Московских церквей, соборных монастырских и ружных… внутри и вне царствующего града состоящих… М., 1778. С. 77—78. Кроме «настоящего» церковь 1834 г. имела уже четыре престола, из них новый Иоанна Златоуста — ктиторский.

37«… построена в 1706 г. прихожанином Федором Васильевым». — Путеводитель к древностям и достопамятностям Московским. Ч. 4. М., 1793. С. 66.

38«… построена в 7207 (1699) году прихожанином Федором Васильевым». — Словарь Географический Российского Государства. М., 1807. Т. 5. С. 937. Ср.: Описание документов и дел, хранящихся в Архиве Святейшего Правительствующего Синода. СПб., 1870. Т. III. Приложение, № 47-В, С. 554 римской пагинации, где указывается на благословенную грамоту патриарха Адриана «в 207-м году» по «реестру церквей 1723 года». Впоследствие авторы путеводителей и официальных документов пользовались той или иной датой, не объясняя причин.

39МИАС. 1884. Т. 1. С. 731. В слободке было 24 двора, в них 59 человек, и 5 дворов бобыльских с 7 жителями.

40ЦГИА г. Москвы. Ф. 203. Оп. 744. Д. 39 (1754 г.) Консисторским указом велено было «вышеозначенный антиминс по надлежащему подписать, а в приделы выдать вновь освященные два антиминса, а ветхие отобрав хранить с прочими таковыми ж отобранными в целости». Благодарю историка В. В. Зубарева, обнаружившего документ.

41МИАС. Т. 1. С. 730. Легко составить полный список за 1625—1734 гг.

42Там же. Упомянуты дьячок Коном, проскурница Ненила, жившие в церковном дворе келья для нищих. Слобода имела только 16 крестьянских дворов (20 человек) и 12 бобыльских. Кроме пашни, часть которой заросла лесом (после Смуты!), указаны сенокосы по Москве-реке и речке Даниловке — следовательно, она не была еще запружена.

43Там же. С. 731. Назван тот же дьячок, просвирница, «во дворе церковный бобыль прозвище Орел», монастырский двор в слободе. Крестьян и бобылей 38 дворов, 2 двора пустых.

44Там же. С. 730—731.

45Там же. С. 730.

46Сам Евсей, вероятно, умер вскоре. В 1712 г. (9 апреля) из Патриаршего приказа следует дозволение «по челобитью церкви Воскресенья Христова, что близ монастыря вдовствующей попадье Наталии Андреевой к нанятию для исправления церковной службы и мирских треб ис крещовских служб попа Никифора Сергеева до замужества дочери своей и до производства ево на место мужа своего умершего попа во священника» (РГАДА, ф. 1188, оп. 1. д. 6, л. 15 об.).

47МИАС. Т. 1. С. 730.

48Там же. С. 1065, 1074.

49Там же. Т. 2. С. 411, 475. Монастырь и церковь названы в обоих случаях под соседними номерами.

50Роспись жалованья, получаемого церковнослужителями московских соборов, церквей и монастырей // ДАИ. СПб., 1875. Т. 9. С. 333, 335. Указание на выплату «Со 133 года» нельзя считать реальным началом платежей — это стандартная формула Росписи 1677 г.

51РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 102. Опись 1701 г. упоминает «Церковь во имя Седми соборов» (л. 1), «во имя Покрова Пресвятыя Богородицы» (л. 4), ее придел во имя Даниила Пророка (л. 5). Опись сохранилась в переписанном виде в связи с повторением описания в 1725 г., которое имеет специальное дополнение: «В том же Данилове монастыре прибыло после переписи книг 701-го году… в церкви Седми соборов… в трапезе… тут же в трапезе предел Симеона Столпника, Даниила Столпника…» (л. 19). Вероятно, эти приделы возникли после 1701, но до 1725 г. Подробно вопросы появления престолов внутри монастыря специально разобраны в наших предыдущих статьях (см. примеч. 1), здесь кажется нелишним указать судьбу престола Даниила Столпника в ХVIII—ХIХ вв. В XIX в. мы видим три Данииловских престола: благоверного князя Московского (освящен в 1806 г.), ветхозаветного пророка (возможно, восходит к середине XVI в., документально известен с 1701 г.) и столпника. Этот последний в описях 1812, 1822 и 1840 гг., а также в описях конца XVIII в. (1789, 1763 с пометами 1767 и 1769 гг.) показан в отдельной церкви — столпообразном храме, поставленном на втором этаже над папертью собора (РГАДА, ф. 1188, оп. 1, ед.хр. 119, л. 1; ед.хр. 102, л. 256 об; ед.хр. 105, 107, л. 11 об.). Такое (если не уникальное, то оригинальное) решение сложилось около середины XVIII в. В описях 1760-х годов церковь называется «новая», «каменная новопостроенная», однако самая ранняя из них, 1760 г., вообще не показывает такого престола в монастыре (РГАДА, ф. 1188, д. 102, л. 48, далее). Его след отыскивается, начиная с указа 1748 г. «О построении… при соборной каменной церкви над папертью и над трапезою пределной каменной церкви» (РГАДА, ф. 1188, оп. 1, ед.хр. 6, л. 49 об. 15 сентября 1748 г.). Только через пять лет, в 1753 г., монастырь заключает подряд на «постройку» церкви (РГАДА, ф. 1188, оп. 1, д. 148, Книга контрактов, № 3. Л. 1). Еще через год следует заказ на изготовление креста, по образцу уже поставленного над Святыми воротами, и железной главы (Там же. Д. 148. Л. 4). Наконец, в 1756 г. ставится вопрос о писании икон к иконостасу и его позолоте (Там же. Л. 6, 8). Учитывая, что в 1760 г. церковь еще не была освящена, а в 1673 г. названа новой, можно относить освящение в этот промежуток (с чем соглашался архимандрит Дионисий. См.: Дионисий, архимандрит. Указ. соч. С. 56, 62). Итак, по меньшей мере на протяжении 1748—1760 гг. престол Даниила Столпника в монастыре был временно упразднен. Видимо, лакуна образовалась в связи с бурной строительной деятель-ностью конца 1720-начала 1730-х годов. Около 1729 г. приделы столпников должны были вывести из трапезной собора, так как храм разбирали и строили новый (см.: Беляев Л. А. Открытие храма XVI в. С. 63—64). Для них построили специальную надвратную церковь, столпообразную, двухапсидную (указ 30 июля 1731 г. См.: МИАС. Т. 1. С. 906), освященную в 1732 г. 1 сентября на память св. Симеона Столпника (Дионисий, архимандрит. Указ. соч. С. 62). Перевод иллюстрирует помета в описи 1726 г. против престолов, ранее стоявших в трапезной: «есть ныне на вратех» (РГАДА, ф. 1188, оп. 1, ед.хр. 102, л. 127). Но последующие описи показывают надвартный храм уже с одним престолом Симеоновским. Именно он являлся основным «праздничным» в ХVIII—ХIХ вв., а возможно, и ранее, и косвенно послужил причиной частых упразднений Данииловского придела, мешая ему занять подобающее место в системе празднования. История почти повторилась в XIX в. Уже помета 1822 г. сообщает, что храм Даниила Столпника над собором «от ветхости разрушается», в описи 1843 г. его нет, и по представлению 1858 г. престол упраздняют официально (Дионисий, архимандрит. Указ. соч. С. 56). Престол был восстановлен после реставрации 1980-х годов в храме, сооруженном заново. Таков поздний этап существования престола, начало которого уходит в конец XIII в.

52МИАС. Т. 2. С. 411.

53Указ 5 августа 1764 г. «Об отправлении в монастыре диакону Михайле Григорьеву что при церкве близ монастыря до укомплектования положенных по штату монашествующих, священнослужителя (РГАДА, ф. 1188, оп. 1, д. 6, л. 83 об.).»

54Первый печатный рассказ о Данииле в Прологе 1661/62 гг., но до этого он помещался в рукописных Минеях, — например, он есть в Милютинских, и в некоторых хронографах. Популярность князя Даниила как сказочного, мифологического персонажа хорошо демонстрируют многочис-ленные Повести и Сказания о Москве, ходившие в XVII в., первые исторические сочинения ит. п. Темадолжна быть рассмотрена отдельно. См. также: Амфилохий, архимандрит, Указ соч. С. 7—8, 16—17, и публикации; Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871. С. 316.

55См. выше примеч. 42.

56«Доношение» 1737 г. так описывает положение обители: «Оной же монастырь имеется при самой Москве реки, от вешних полых вод берега, стены и башни весма подмыло и лдом с фундаменту повредило, подлежит утвердить вскоре берега и стены, и башни каменными и железными и протчими материалы понеже опасно дабы те стены и башни не обрушались…» (РГАДА, ф. 1188, оп. 1, ед.хр. 644, л. 4 об.). Описание 1763—1767 гг. подтверждает: «Данилова монастыря кругом ограда в четыре стены каменная ветхая по большей части ветхостию состоит боковая стена от Москвы реки которая всегда повреждается вешнею полою водою…» (Ведомость… о состоянии каменной ограды… — РГАДА, ф. 1188, оп. 1, д. 102, л. 92). Сообщается, что с этой стороны сделан кованый железом дубовый «обруб» с забутовкой камнем.

57При монастыре до самого XIX в. сохранялась застава, дублировавшая соседнюю Серпуховскую и выводившая только к Москве-реке, т.е. к переправе. По-видимому, вся Даниловская дорога от Кремля до переезда представляла рудимент более древней ситуации. Она располагалась извивами вдоль берега реки, что для ХVIII—ХIХвв. было уже архаикой. Зато от Данилова можно было проехать по прямой к Коломенскому — правда, с двумя переправами. Мост через Москву-реку фиксируется уже планом И. Мичурина 1739 г., более поздними планами и описаниями, к концу века здесь было даже два моста — против монастыря и из слободы. См.: Шекатов А. Словарь Географический… М., 1805. Т. 4. Стб. 383; Хавский П. В. Указатель дорог от Кремля… М., 1839. С. 18—19. Прямых сведений о переправах войск в районе Данилова в средневековье нет, но они содержатся в описаниях действий в скрытом виде.

58РК 1550—1636 гг. (Т. II, вып. 1—2). М., 1976. С. 81—82, 287. Материалы по истории СССР (XV—XVII вв.). Вып. 2. М., 1957. С. 93; Скрынников Р. Г. Борис Годунов. М., 1979. С. 63—64; Он же Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотников. Л., 1988. С. 96—157; Исаак Масса. Краткое известие о Московии в начале XVIIвека. М., 1937. С. 162 и далее; Смирнов И. Восстание Болотникова. М., 1951. С. 519—525, приложение 1; С. 432, вклейка; Сказание Авраамия Палицына. М.; Л., 1955. С. 60.

59«Самозванец сжег под Москвою много слобод, именно: Красное село, Данилов монастырь, Кожевенную слободу…» (РИБ. СПб. 1872. Т. 1. С. 661—662). Эти сведения были получены под Смоленском от бояр, выехавших из Москвы до 28 августа 1610 г. О сражениях на этом участке см. также: Записки гетмана Жолкевского о Московской войне. СПб., 1871. С. 72. На изображении из дневника Массы видим огромное пустое постранство перед городом, на котором разворачивается армия, укрепленный лагерь в центре поля, убитых и бегущих (последнее воспроизведение — в каталоге выставки «Голландцы и русские: 1600—1917». Москва. Амстердам, 1989. № 41 и фронтиспис.) Монастырь изображен в виде церкви с главой и кокошниками, окруженной стенами, в устье реки. Интересно, что никаких сообщений ни о штурмах монастыря, ни об осадах источники не содержат. Он упоминается только как топографический ориентир.

60«… а около монастыря с переднюю сторону да от Москвы-реки ограда деревяна, а с двух сторон огорожено плетнем» (МИАС. Т. 2. С. 905). Упомянут каменный собор, новые кельи игумена, келаря и братии, хлебня, ледник и погреб, а также строящаяся «трапеза нова дереянна».

61До 1619 г. Книги выдачи ладана Патриаршего приказа не фиксируют выдач в Данилов, но зато в 1619 г. отмечена выдача 28 сентября «на освящение церкви», без указания какой. Таким образом, не позднее этого срока службы в монастыре возобновились. См.: РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Д. 399. Л. 10. Эти сведения сообщены Г. А. Павловичем, обрабатывающим ладанные книги как источник. Пользуюсь случаем поблагодарить исследователя.

62Вопрос о погребении князя Даниила и сложении в ХVI—ХVII вв. поминального комплекса при церкви Покрова специально рассмотрен в работах, указанных в примеч. 1.

63С этого момента судьба престола и храма разделяется. Выбор посвящения новой церкви не совсем ясен. Попытка связывать его с древнейшим монастырем, поскольку Воскресение Словущее, память Обновления храма Воскресения Христова в Иерусалиме, относится к кругу праздников Спасу, фактически ни на чем не основана — ни один из ранних источников, вплоть до XVII—XVIII вв., монастырь Спасским не называет. Возможно, поиск семантического обоснования здесь и не нужен. Воскресение Словущее весьма распространенное посвящение в кругу московских престолов — целый ряд храмов был освящен в его память именно в XVII—начале XVIII в., чему есть ряд объяснений символического и особенно церковно-служебного порядка.

64Кучкин В. А. Сергий Радонежский // ВИ. 1992. № 10. С. 75—92. См. также статью В. А. Кучкина о начале Симонова монастыря в этом сборнике.

Источник: РусАрх (Электронная научная библиотека по истории древнерусской архитектуры)